Дело было лет пятнадцать назад, в марте месяце.
Приехал Иннокентий Листозадов как-то в гости к тетке своей, в город Благовещенск – тот, что на границе с Китаем. Естественно, в планах было обязательное посещение бани. Она в двух шагах от дома, Кеша и раньше бывал в ней – в конце прошлого века. Почти сразу же помчался погреться.
Где банщик?
Зашел, взял билет и тут же спросил:
– Мне б веник прикупить!
Кассир на ресепшене ответил:
– Приобретешь на месте, у банщика.
– У банщика так у банщика…
Зашел в отделение, но банщика нигде не было!
– Где банщик? – поинтересовался у проходящего мимо пошатывающегося голого товарища с рожей кумачового цвета – точь-в-точь как стяг страны, что совсем рядом, через реку, буквально в трех-четырех километрах отсюда, но без звездочек.
Мелькнула мысль – эк запарился, аж шатает. Пар, поди, хорош…
Надо бы веник и побыстрее туда, в парилку. Потом так же будет расхаживать… довольный, как этот краснорожий.
Но тот ему в ответ как-то подозрительно невнятно промямлил (ортоэпия, наверно, у него, с речевым аппаратом что-то не в порядке, вдруг подумалось Иннокентию):
– Где-то по углам поищи… Если нет нигде, то придет скоро! Его, наверно, послали…
Кеша, едва разобрав слова, все равно ничего не понял…
Куда послали? И за что?
Пока бродил и искал, краем глаза видел компании сидящих за круглыми пластиковыми столами людей, глядящих на стоящие перед ними многочисленные стеклянные емкости со светлыми, как слеза, жидкостями.
Нет! Это были не кружки с пивом! На столах стойко торчали настоящие белоголовые бутылки с нашей русской, родимой водкой. Это его несколько удивило! Ранее он такого не встречал на своем длинном банном пути.
«Гонец»
Нашел Палыч банщика-бегунка где-то на задворках помещения – не в его кандейке, а за углом в районе туалета, мирно спящего на лавочке рядом с ведрами, шваброй и еще чем-то из оборудования, предназначенного для его труда.
Растолкав того, он спросил:
– Где взять веник?
Помятая личность с отсутствующим на лице выражением вначале спросонья ругнулась, а затем с таким же безразличным видом вялым взмахом руки указала куда-то туда:
Там, мол, возьми, мать твою за ногу… И не мешай нам спать…
Листозадов огляделся. Рядом с ними больше никого не было.
Тогда Кеша задал следующий вопрос:
Сколько им, то есть ему, он должен за банный атрибут?
На это усталый или хворый от вина и без вины виноватый человек, которого постоянно куда-то посылают, опять махнул рукой, что, видимо, предполагало: «Мол, ладно, потом нальешь», – и рухнул обратно в то же положение.
Пошарив по углам, Кеша нашел и выбрал себе не потрепанный, а вполне сносный веничек, коих в распоряжении ослабленного на этот момент усталостью от беготни банного персонажа находилось немало. Они были разбросаны по каморке где и как придется, вперемешку с кучей сухих зеленых листьев.
Он еще раз взглянул на храпящего, махнул над ним сверху вниз веником для проверки крепости листочков и двинулся раздеваться, рассуждая про себя:
«Вот, мил человек, разгар дня, а он в лежку, как использованный лист банный».
Уже потом, в процессе, понял: баня-то, оказывается, – пьяна! Причем вся, поголовно. Видимо, именно банщик и является тут первым гонцом до точки, когда кому-либо маловато бывает. Не безвозмездно, естественно, мотается туда-сюда, пока ноги носят. Потом, обессиленный от хлопот этаких, прилаживается немного отдохнуть. Вымотаешься весь день на побегушках, так и без задних ног можно остаться к концу смены. Вот и сваливается человек дела не на своем месте, а в закуточке «на пять минут», подальше от глаз.
Иннокентий Павлович разделся и направился прямиком в помывочное помещение, решив, как обычно, первоначально ополоснуться под душем. И встал, как вкопанный, увидев перед собой плавающих в небольшом бассейне жизнерадостных мужиков… Из воды торчали только красные носы.
В том, что все они были навеселе, он уже не сомневался.
Их выдавали не вполне трезвые, орущие во всю глотку во хмелю голоса. Человек шесть в квадрате два на два пытались перекричать друг друга, одновременно рассказывая о чем-то заплетающимися языками так, что вопли эхом раздавались по всему залу.
«Американец» и «хорошая» водка
Ополоснувшись и пока одиноко погревшись в крохотной парнушке, Кеша, вернувшись в раздевалку, обнаружил подле себя разговорчивого дяденьку. Тот, указывая направлением черешка веника в сторону какого-то сидящего неподалеку гражданина, прозвал того так:
– Смотри вон на того мужика в очках! Так это ведь чистопородный американец!!! Видишь? Ну ведь американец же?! Ни дать ни взять, американец… Он и говорит как американец! И ведет себя так же, по-американски!
Иннокентий посмотрел на очкастого мужика. Что там увидел его сосед по кабинке американского, он не понял и, дабы не обижать новоявленного приятеля, поддакнул:
– Ты прав! Похож! Очень даже похож! Несомненно, смахивает на Джима Керри!
Правда, сам Кеша Листозадов в Америке не был и жителей Штатов только в кино и видал. Но тот, кого они обсуждали уже вдвоём, теперь и для Кеши явно напоминал актера, недавно увиденного в фильме «Тупой и еще тупее!»
Мимо пробегал другой нагой персонаж с едва прикрытой задницей и запотевшей бутылкой водки в руках, и его недавний собеседник, по совместительству американофил, переключившись на тему о вреде алкоголизма, уже спрашивал того:
– Как водка? Хорошая?
На что тот отвечал так:
– Водка-то? Водка очень хорошая.
– Надо же! Хорошая! – облизнувшись, как показалось Иннокентию, произнес завистливо вопрошающий, сидевший всего лишь с пластиковой сиськой пива в руках. Но ожидаемого приглашения присоединиться, стать четвертым, отведать хорошую, от прохожего не последовало. Тот спешил к своим двоим собутыльникам, ибо на Руси принято соображать на троих. Его товарищи терпеливо, поглядывая на часы, ожидали своего посланца к ближайшей винно-водочной точке за дальним круглым пластиковым столиком.
Профессиональный же постоянный гонец при бане, в обнимку со шваброй, свернувшись калачиком, мирно отдыхал в дальнем углу и никого не тревожил. Его пока тоже не трогали и не отправляли ни туда, ни сюда.
Продолжение сюжета
Рядом с Кешей в тот момент в зале отдыха нетрезвой бани находился и другой сосед, огромного квадратного телосложения, с усами, темно-розовый, весьма похожий на амурского вареного рака, когда-то, в годы юности Иннокентия, водившегося в этой дальневосточной реке.
Здоровяк налил себе полный стакан горькой и, широко открыв рот, шустро, без каких-либо эмоций, как простую проточную налитую из крана воду, опрокинул его в себя!
После того, выдохнув насыщенный спиртами воздух, с удовлетворением крякнул!
Затем как-то туманно, не по-доброму, взглянул на Иннокентия: видно, ему не совсем понравилась очкастая рожа соседа. Какую-то секунду он, видно, решал про себя, а не дать ли этому очкарику в нос за то, что тот не без интереса наблюдал за процессом его выпивки.
Нет, чтобы присоединиться и поддержать, сидит тут и ухмыляется!
Раньше его тут не видел, наверно, залетный, из столицы…
Но, по понятным только ему одному причинам, мужик передумал затевать инцидент.
Забыв про Листозадова, господин выпивший встал из-за стола и, вытирая волосатой рукой губы, произнес:
– Пойду-ка я теперь, однако, попарюсь!..
И опять очень странно посмотрел на Кешу. Со стороны было отчетливо видно, как ему трудно бороться с искушением отказаться от такой навязчивой мысли: может, все же въехать любопытному соглядаю в ухо, чтобы знал наших… амурских.
Пьяная парилка
Парилка, как говорилось выше, была максимум на четверых, но зайдя в нее второй раз, Кеша обнаружил там восемь греющихся и парящихся дальневосточных граждан, находящихся в состоянии местного произрастания дров преимущественно дубовых пород. Как они умудрялись в такой тесноте размахивать вениками и при этом орать за жизнь? Вам, друзья, стоило было бы это видеть. Такой сцены он больше никогда и нигде не встречал. Кунцевская (что на Молодогвардейской) 23 февраля не счет, там все было не так, да и в другой временной эпохе, тем более в такой праздник.
Листозадов назидательно задал сидящим с ним рядом пьяненьким мужикам вопрос:
– А знаете ли вы, что водка в бане – удар по печени?! А вы жрете ее тут ведрами!
– Как же, конечно, знаем, – соглашаясь, отвечали они, – но ничего сделать не можем. На улице ветер, у нас весной, в марте, дуют вьюги, а здесь так хорошо! Никто нам не мешает выпить-то! Попариться, поговорить о том о сем, ну потом еще погреться и выпить немножко.
При озвучивании слова «немножко» Кеша оглядел зал, где стоял беспрерывный гулко-звонкий стук граненых стаканов и шум не вполне трезвых голосов…
Часто слышались сопутствующие исчезновению влажных и крепких напитков из граненых стаканов высказывания-тосты, типа таких:
– Ну, давай! Ну, будем… Ну, за нас… Ну, за это, это и это… За баню и ее безотказного банщика!!!