
На сей
раз Иннокентий посетил баню не в обычный, а в праздничный и шумный день –
страна отмечала 23 февраля! Естественно, где же его мужчинам справлять еще? В
бане в самый раз!
На
привале
Все
присутственные места были заполнены веселыми раздетыми ребятами, возможно,
когда-то исполнявшими всеобщую воинскую обязанность. Они, бывшие солдаты и матросы,
прапорщики и офицеры, в настоящее время были нагие, босые и без оружия. Одно,
правда, все же имелось, едва прикрытое какими-то тряпками в виде полотенец и
простыней, но голыми здесь не расхаживали.
Впрочем,
наш солдат всегда в строю и даже в таком виде умеет воевать!
Вообще,
мало кто разгуливал по помещениям, кроме Иннокентия, в основном банная масса
отдыхала, рассевшись на своих местах. Часто из углов слышалось громогласное
«Ура!». Это упаренные мужики провозглашали тосты за здравие русского воинства.
В
буфете присутствовала довольно многочисленная компания. Понаблюдав за гостями,
наш герой пришел к выводу, что сами банные процедуры посетителей в этот день
мало занимали. Праздник есть праздник, попариться можно и в другой раз.
Иннокентий
Павлович боялся, что ему ненароком могут «навалять», если обнаружат
фотокорреспондента-шпиона, ибо люди были уже прилично «клюкнутые» и
возбужденные. К тому же бывшие военные. Он по-быстрому, пока никто не видит,
наделал фото помещений для передачи «кому надо» – тому, кто живописно изобразил
на рисунке столь примечательный момент. Иннокентий Павлович не сомневается:
когда-нибудь этот шедевр будет висеть в Третьяковке рядом с картиной Василия
Перова «Охотники на привале», как и другие работы настоящего
художника-карикатуриста.
Разговорчики…
Кеша
постоянно торчал у стойки бара, чтобы незаметно сделать для сюжета побольше
снимков с разных углов, и в итоге разговорился с буфетчицей.
Та
слезливо пожаловалась нашему герою:
– Ох,
друзья эти сидят тут аж с утреца и нагуляли уже на десять тысяч! А смогут ли
потом за это все рассчитаться?
Иннокентий
Павлович со знанием дела и полученных ранее опытов попытался успокоить
буфетчицу:
– Не
переживайте, мадам, в такой день сполна оплатят кутеж! Даже с прибытком в честь
праздника, не сомневайтесь!
Блуждая
по помещению, Кеша встретил парня с перебинтованной рукой. Почему забинтованный
решил, что Палыч ему приятель, можно только догадываться. Иннокентий очень
долго не мог от него отвязаться, ибо раненый постоянно рассказывал про свою руку,
упоминая про какого-то то ли полковника, то ли подполковника, показывал фото
оного в телефоне и пытался ему набрать, чтобы обсудить, куда делись снаряды. И
потом еще долго до Иннокентия Павловича доносились отрывки откровений данного
персонажа о своем полковом командире, адресованные многочисленным банным слушателям.
Ура-а-а-а!
И
вдруг толпа почти обнаженных (на голове
шапки, внизу ничего), но весело настроенных солдат и офицеров одновременно,
по кличу и отмашке одного из товарищей (вероятно,
из бывшего командного состава, а возможно, даже старшины), громогласно
взревела:
–
Ура-а-а-а!
Точнее,
дело было так. Организатор речевки (возможно,
полковник или все же старшина, кто его знает?) заплетающимся языком, при
этом икнув два раза, по-армейски скомандовал собравшимся:
–
Кричим... ик… два коротких... ик… один протяжный!
– Ура!
Ура! Ура-а-а-а! – прогремело в мыльном околотке. Показалось, помещение даже
немного тряхнуло. Народ из ближайших подъездов в смятении высыпал на улицу.
Нашим голеньким воинам осталось только отсалютовать!
Затем все собравшиеся ринулись в парилку, как в солдатскую столовую – занимать на лавочках местечки поудобнее и повкуснее…