С песней и веником
Похоже, вскоре они стали находить общий язык. Уравновешенный, хоть и любопытный к необычным блюдам ишик оценил Кешика, принял его, потому как новый (хоть, он понимал, и временный) шеф обходился с ним корректно. К тому же он кормил неплохо, правда, соломой, кукурузой и еще некоторыми овощами, что порядком уже ослику поднадоели.
Хотелось чего-либо новенького, хотя бы вот тот портфельчик: раз прячет, значить, там точно есть что-то вкусненькое вроде морковки или репки.
Потом они оба вдруг вспомнили встретившихся им на пути джигитов-гопников.
Один шел с тоской о подвернувшемся, но неудавшемся шансе познакомиться с какой-нибудь ослицей в соседнем селе, хотя для него они были все соседние. Другой же соображал: если эти едут в ближайший аул, то получается, мужики того села должны приехать к ним, если по справедливости. Вот и попросил художника нарисовать и проезжающих мимо, и обгоняющих наездника джигитов.
Кеша спел и про это! Что ему еще было делать, ведь он в некотором роде тоже ехал… на Медовые водопады со своим веником. И ему казалось, что это было его личное преимущество, по сравнению с фонотекой, той, что джигиты везли в соседнее село.
Наконец вербл… нет же, Гастроном, не выдержал и сказал:
– Кеша, ты достал уже со своим веником… полчаса уже поешь про него! Дай я лучше его сжую, и забыли! Не было его, и нету…
– Ты что, охренел совсем! Вот глупое создание… Веник он съест! Еще чего выдумал! Вон у вас сколько всего, травы вокруг хоть ужрись! Что он тебе дался-то? Мой веник! Понимаешь, осел ты этакий лопоухий?
– Сам такой, – возразил Гастроном, – очень он мне понравился, запашистый такой, зелененький, мягонький! У кого ты такой взял? Скажи адрес, приобрету себе воз и маленькую тележку!
– На маркетплейсе поищи, там все есть, правда, китайское. Может, и найдешь, а я свой не отдам! Столько бань с ним прошли!
Так вот они и ехали. То нехотя переругиваясь, особенно когда дело касалось направлений дальнейшего пути и того, имеет ли Иннокентий в своем багаже морковку. Кеша использовал навигатор, «иша» определял дорогу по звездам. То молчали, как будто набрав в рот воды, и вновь каждый думал о своем: Кеша о бане, испорченном вконец венике и парилке, а дружок его – о стоге вкусной соломы, плодовитой телке с высшими ослиными аристократическими корнями и закрытом от ветра приличном стойле.
Встрепенувшись, осел опять заорал как резаный. Иннокентий же, приструнив друга, хрипло, надрывным голосом запел: «Протопи ты мне баньку, хозяюшка…» Пропев один куплет, перескочил на «Выйдем в поле с конем! По полю пойдем! Мы пойдем с тобою по полю вдвоем…»
Ишак очень полюбил эту песню, потому как в душе всегда считал себя куда выше в иерархии вьючных, чем ослиная порода. Несколько раз он пытался доказывать своему наезднику, что не осел вовсе, а самый что ни на есть мул, ибо бабушка у него была настоящая кобылица. Одномоментно Гастроном даже попытался заржать, но из этой затеи у него ничего не вышло.
Иногда, проходя через селения, заглядывали и на местные базары покормиться, попробовать местные блюда. Именно здесь, на Кавказе, Иннокентий узнал, что чинарики – это вовсе не те самые бычки-окурки, то есть остатки недокуренных сигарет и папирос. Сей продукт является орешками дерева бук, и, как он узнал, они вполне съедобны!
Что с него взять, с придуманного персонажа родом из далекой Сибири, где в тайге только шишки кедровые, а вместо яблони мелкая дичка да ранетка, размером с ноготок, потому как крупнее она просто не успевает вырасти за короткое, но жаркое лето. Многое, многое он видел впервые. И это ничего, что здесь бань общественных почти нет, главное, воды много и в других ипостасях. Многочисленные минеральные оздоровительные воды вполне его устраивали, и он начал подумывать, глядя на холку и шевелящиеся уши своего транспортного средства передвижения: «У, может, рвануть вон туда? На Эльбрус!»
По всему, мысль эту он ненароком высказал вслух, и его логист-передвижник, услышав намерения седака, заорал на всю ближайшую округу:
– Йа-йа-йа! Куда!!!
Да так, что птицы, сидевшие на близлежащих деревьях и кустарниках, взлетели и напугали Кешу до такой степени, что он чуть было не наложил туда, куда не следовало.
– Обалдел, что ли?! Тут триста верст до него тащиться, кормов не напасешься!
– Я ведь, Гастрик, только подумал об этом вояже … то есть помечтал всего лишь …
– Так ведь Эльбрус из самолета видно здорово… – успокоившись, что туда не поедут, посоветовал Кеше ценитель вкусной еды и спокойствия.
Спасение голодающих животных
Ехали они вот так, мозгуя, осмысливая, мирно споря о направлении. Наконец добрались до места. Первыми им попались несколько козлов, вперемешку с козами и козлятами.
Друг с бородой не совсем обрадовался далеким сородичам, так как считал их никчемными животными, и прибаутку «толку как от козла молока» мыслил вполне серьезным доводом при спорах с товарищами по стойлу. Он часто повторял выражение, и как бы в защиту копытных добавлял: "…Но и вреда, однако, тоже никакого…"
Но по пути к водопадам не пройти мимо них, они, через прутья ограждения просунув ненасытные рожи, вытянув челюсти, блеют, просят подачку, будто не обедали еще сегодня.
Из жалости к животным Кеша приобрел у хозяйки загона тазик капусты, заметив, однако: неплохо устроен бизнес, «и овцы сыты, и хозяева при своих».
Сунул он кочерыжку и Гурману, тот недовольно фыркнул, мол, удивил... но съел ее с большим удовольствием, норовя мордой охватить весь таз, так дарственно предназначенный козлам вонючим. Кеша строго указал ослу, что хозяева, то есть арендодатели, запретили кормить его капустой, иначе, сказали, вернешь за него совсем другой, зеленой капустой, но в бумажном исполнении.
Козлы же со своей стороны очень радовались дарам, которые Иннокентий пихал в разеваемые рты с длинными бородками, как у Михаила Ивановича Калинина.
Когда Палыч останавливал процесс халявного кормления коз, те неприязненно обращали внимание на присутствующего здесь парнокопытного собрата, как бы вопрошая недоуменно: а этот-то что тут делает?!
Много они путешествовали, но мы с автором почувствовали, что рассказ чересчур затянулся. Боюсь, наскучит подробностями, сказал наш герой-наездник. А значить, нам пора заканчивать историю похождений Кешика и ишика Гастронома. Кеша, как и обещал, устроил приятелю приличный гастрономический стол. Выбор, на ослиный взгляд, был огромен, и чего тут только не было!
Кеша на глазах осла вытащил из портфеля слегка пропахшие в дороге носки, а также трусы и остальные банные атрибуты, сказав шутливую доброжелательную напутственную речь: «На, жри, проглодит!»
Потом он как бы ненароком положил с краю тазик с морковью, репой, яблоками, бананами и еще какой-то вкусной травой.
Гастроном вначале вроде бросился к вещам из таинственного баульчика... Понюхав носки, слегка сморщился, с укоризной посмотрел на Палыча, но почти сразу же обнаружил тазик с более привычными угощениями. Радостно оскалившись, заулыбался, не медля сунул туда свой огромный губастый рот и, как лопастями водяной мельницы, с хрустом зашевелил, задвигал прожорливыми челюстями.
Друзья долго прощались. У случайных прохожих, остановившихся посмотреть на процесс расставания, на глаза наворачивались слезы. Кеша похлопывал ослика, поглаживал с шутливой издевкой выпученные бока, приговаривая:
– Мы еще пойдем с тобой по полю вдвоем, но в другой раз.
– Вот вернусь домой, куплю тебе баян, – вконец совсем уже растрогавшись, сморкаясь в платок, ненароком вытирая глаза, пообещал Палыч.
Автор, не удержавшись, спросил:
– На фига ослу баян?
– А, пускай будет… – безнадежно махнул рукой Иннокентий Павлович.
Надсадным ревом провожал Кешу неразлучный с ним бородато-ушастый друг Гастрономик, как ласково несколько раз называл его за глаза Листозадов.